Страсть и страхи Гоголя

В мае 1931 года в Москве началась перестройка бывшего Свято-Данилова монастыря — здесь решили сделать колонию для малолетних преступников. Ликвидации подлежал и старый монастырский погост с могилами многих известных людей. На Новодевичье кладбище было решено перенести лишь несколько захоронений, в том числе и останки Н.В. Гоголя.

Без головы

Работы проводились сотрудниками НКВД. Присутствовала и комиссия, состоящая из поэтов, писателей, чиновников. При вскрытии гроба отметили несколько царапин на внутренней стороне крышки. По мнению некоторых специалистов, это могли быть следы от ногтей. Но самое невероятное было другое: среди останков отсутствовал череп!

Работы прекратили до получения необходимых указаний. Наконец пришёл приказ: «Хороните то, что есть!». Дело было засекречено, всех участников предупредили о неразглашении, а из документов на сегодняшний день имеется лишь некий акт — несколько строк рукописного текста, совершенно не соответствующих официальному документу ни по форме, ни по содержанию.

Мистика

Удивительно, но члены комиссии совершенно по-разному описывали увиденное либо вообще уклонялись от разговора. Профессор В. Лидин говорил, что черепа в гробу не было. При этом М. Барановская, специалист по московским кладбищам, утверждала, что она в своих руках держала череп с остатками светло-каштановых волос.

Другие вспоминали, что руки были подняты, тогда как должны были лежать на груди. А ещё один член комиссии, инженер Соловьёв, вообще обнаружил две массивные медные трубки, идущие от гроба на поверхность. Неужели писатель был погребён заживо, а эти трубки были установлены специально для возможности дышать или позвать на помощь? Странно, но об этом больше никто не рассказывал. Возникает ощущение, будто все они присутствовали на каких-то разных перезахоронениях. Возможно, причина в том, что всех их серьёзно предупредили…

Страсти

Всю жизнь великого писателя раздирали две противоположности: страсть к путешествиям и открытиям соседствовала с глубокой, даже пугающей религиозностью, которая с возрастом становилась все более фанатичной.

С женщинами у Гоголя не ладилось, поговаривали, что он так и остался девственником. В юности он переболел страстной влюблённостью, которая не имела продолжения. Вторая попытка — уже в зрелом возрасте—также оказалась неудачной. Предложение руки и сердца красавице графине Анне Виельгорской было отвергнуто — родители барышни не приняли его. Для столь ранимого человека это стало жестоким ударом.

Осенью 1851 года Гоголь, вернувшийся из-за границы, где проживал около 10 лет с небольшими перерывами, по предложению своего друга графа Александра Толстого поселился в его особняке на Никитском бульваре. Ему выделили две комнаты на первом этаже и обеспечили полный пансион. Хозяева постояльцу не докучали, и Гоголь продолжил работу над вторым томом «Мёртвых душ».

Осенью того же года в доме Толстых поселился ржевский протоиерей Матфей Константиновский, и наступил последний, трагический период жизни Гоголя. Священник оказал огромное влияние на богобоязненного писателя. Он обвинял его в малом смирении и отсутствии благочестия, заставлял отречься от Пушкина — «грешника и язычника»… Оказавшийся первым и единственным читателем второго тома «Мёртвых душ», Константиновский посоветовал писателю уничтожить некоторые главы романа, он считал, что церковь в них была представлена не лучшим образом. Всё это сказывалось на настроении писателя…

Крах

26 января 1852 года Николай Васильевич получил страшный удар. В возрасте 35 лет от тифа скончалась Екатерина Хомякова — его единственный близкий друг. Смерть умной, образованной, красивой женщины, матери семерых детей потрясла писателя. Гоголь называл её самой достойной из женщин, когда-либо встречавшихся ему. Он никак не мог принять её кончину, смириться с несправедливостью мира.

И с этого момента в нём начались необратимые изменения: он постоянно молился, часто проводя за этим занятием целые ночи, перестал следить за собой, не выходил из дома, практически не ел. Впав в глубочайшую депрессию, потеряв сон и аппетит, спустя всего месяц он настолько истощился морально и физически, что не мог даже читать.

Ночью 11 февраля Гоголь разбудил слугу-мальчишку и приказал принести портфель с рукописями. Засунув листы бумаги в печь камина, пытался зажечь их с помощью свечи. Семён, мальчик-служка, со слезами умолял писателя не делать этого, однако тот раздражённо приказал ему получше открыть печные задвижки и не лезть не в своё дело. Окончательный вариант второго тома «Мёртвых душ» сгорел в пламени страстей.

Страшная кончина

14 февраля уже почти не встающий с постели писатель сказал философу и поэту, вдовцу А. Хомякову: «Всё кончено! Я должен умереть».

Доктор Тарасенков, приглашённый графом Толстым, увидел пациента, напоминающего живого мертвеца. Он настоятельно убеждал больного в необходимости питаться, но Гоголь отказался, заявив, что ему всё равно.
20 февраля консилиум врачей пришёл к выводу, что пациент находится в состоянии помешательства. Одни считали, что всему виной его религиозность, доходящая до мракобесия, другие называли причиной комплекс неполноценности — отголоски неудачных отношений с женщинами.
Кроме принудительного питания к нему применили ряд ужасных процедур. Приложили пиявки к носу — это притом, что Гоголь с детства патологически боялся всех червеобразных! Ставили горчичники, обкладывали тело горячим хлебом, поливали голову каким-то холодным едким раствором спирта, прикладывали лёд. Гоголь кричал и сопротивлялся, но врачи крепко держали его…

Несмотря на усилия лекарей, к вечеру он стал терять память и бредить, у него стали холодеть ноги. Не помогал ни хлеб из печи, ни горячие ванны. Последними словами писателя были: «Лестницу! Давайте поскорее лестницу!». В детстве бабушка часто рассказывала ему об ангелах, спускающих вниз длинные лестницы, по которым души умерших могли подняться на небеса.

В 8 часов утра 21 февраля 1852 года сердце писателя остановилось. В это время рядом с ним был только рыдающий взахлёб мальчик-слуга.

Прощание

К гробу в церкви Святой Татьяны Московского университета на Большой Никитской 2 дня нескончаемым потоком шли люди. Катафалк с восьмёркой вороных, украшенный белыми розами, не понадобился. Гроб по зимней, заснеженной Москве несли на руках до самого кладбища Данилова монастыря — 7 вёрст! Траурную процессию возглавляли почётный эскорт жандармов и сам московский генерал-губернатор при полном параде.