Эксцентричные выходки гениальных людей

Все люди интересны по-своему: у каждого свои характер, причуды, привычки, манеры… Но гении, имена которых мы до сих пор произносим с почтением, отличались чрезвычайно оригинальным поведением. Мы расскажем о великих музыкантах XVIII-XIX веков, оставивших нам чудесные произведения. Они родились в разных странах, происходили из разных сословий и занимали различное положение в обществе, но в одном были схожи: все эти музыкальные гении удивляли окружающих своими эксцентричными выходками.

Ночной колпак и синий фартук

Людвиг Ван Бетховен очень любил готовить, но делал это весьма своеобразно. В процессе приготовления хлебной похлёбки он обычно разбивал о стену несколько яиц. Зачем? Пожалуй, на этот вопрос композитор и сам ответить не смог бы. Время от времени, повязав синий фартук, в ночном колпаке, он экспериментировал в приготовлении невообразимых смесей, есть которые мог только сам.

В комнате Бетховена царил так называемый художественный беспорядок, который на самом деле представлял собой настоящий хаос. Современники говорили, что помещения, где он задерживался хотя бы на несколько дней, начинали напоминать палаты буйнопомешанных или берлоги медведей.

Заветное кольцо

В отличие от места жительства Бетховена, комната Франца Йозефа Гайдна сияла чистотой, все вещи в ней лежали на своих местах. Гайдн был жаворонком и любил сочинять музыку на рассвете. Он вставал ещё затемно, чтобы убедиться, что все предметы в комнате находятся там, где им и надлежит быть. Лишь после этого великий композитор мог насладиться утренним пением птиц и, наконец, заняться записью своих произведений.

Но самое любопытное то, что совершал он этот ритуал, надев на себя придворный костюм, парик, шпагу и гофрированные манжеты. Кроме того, Гайдн обязательно надевал кольцо, без которого ему не сочинялось ни в коем случае.

Похоронные настроения

На заднем дворе дома Рихарда Вагнера, под навесом, находилась могила, которую он сам вырыл. И если у композитора случалось подходящее настроение, он отправлялся взглянуть на неё и подумать о вечном. А если не было повода, не вспоминал о ней месяцами. Когда в доме музыканта собиралось общество, Вагнер любил поговорить о своей скорой смерти, объясняя это тем, что даже такой великий человек, как он, должен будет когда-то умереть.

Вне зависимости от того, в какой момент трапезы возникал этот разговор, гостеприимный хозяин просил всех встать и проследовать на задний двор для осмотра своей будущей могилы. При этом он рассуждал о вечности и предстоящем разложении своего тела. А затем предлагал вернуться к столу и закончить обед.

Я заплатил за обед!

Эксцентричность Ференца Листа заключалась в его капризах и тщеславии. Он играл на рояле только тогда, когда сам того желал, и мог отказаться выступать перед публикой и встречаться со своим импресарио, причём делал это грубо и дерзко.

Однажды, находясь в Риме, он был приглашён в богатый дом одной дамы, которая гордилась своими музыкальными вечерами. После обеда некоторые гости садились за инструмент, чтобы показать своё искусство. Наконец, хозяйка обратилась с просьбой сыграть к Листу. Но тот был не в настроении и резко отказался. Дама оказалась настойчивой. Тогда Лист подошёл к роялю, извлёк из него блестящий, но короткий каскад звуков и со словами: «Я заплатил вам за обед», — покинул зал.

В другой раз в Париже на званом вечере гости ожидали, что перед ними выступит Лист, но композитор опять был не в настроении. Знающие люди не советовали хозяину мероприятия уговаривать Листа, но тот не принял их уговоры во внимание и настаивал на своём. Тогда Лист подошёл к роялю, встал спиной и исполнил какую-то популярную в ту пору пьеску, держа руки за спиной.

История сохранила ещё один неприятный случай, когда в присутствии Листа один молодой музыкант исполнял его рапсодию. Композитор все время бормотал себе под нос, что так играть нельзя. Потом сел рядом с исполнителем и стал ему подыгрывать сначала одним пальцем, потом одной рукой, а затем и двумя руками. В конце концов, он столкнул молодого человека со скамейки, и тот под взрыв хохота оказался на полу. А Лист, как ни в чём не бывало, закончил рапсодию сам.

Обязуюсь жениться

Вольфганг Амадей Моцарт частенько совершал эксцентричные поступки. Однажды по требованию своей будущей тёщи композитор в присутствии нотариуса подписал документ, по которому был обязан в течение трёх лет жениться на дочери этой дамы. Причём сама девушка была свободна и могла отказать музыканту, если пожелает связать свою судьбу с кем-то другим. А вот если Моцарт откажется от своего обещания, он должен будет давать девушке средства на существование в качестве постороннего лица в течение всей её жизни, где бы и с кем бы она ни жила.

Можно предположить, что другого такого контракта не было заключено нигде и никогда. Остаётся лишь догадываться, что за рычаги воздействия на Моцарта имелись у его будущей тёщи, ну и, конечно, удивляться тому, что композитор подписал документ, по сути, лишавший его права выбора.

Лишь бы не вставать с кровати

Джоаккино Антонио Россини был, пожалуй, самым ленивым на свете композитором. Он редко вставал раньше полудня и предпочитал пореже выходить из дому. Если день был пасмурный, Россини мог вообще не вставать с кровати и просил прислугу, которая собиралась прибраться в доме, прийти на следующий день, оставив его на сегодня в покое.

Спал он в прямом смысле слова сутками, вероятно, муза посещала его во сне. А непосредственно запись всех его произведений происходила именно в кровати. На ночном столике всегда лежали нотная бумага и карандаши. Бывало, Россини просыпался, высовывал руку из-под одеяла и начинал писать новую оперу. Свою лень Россини запечатлел в опере «Турок в Италии». Однажды он написал в кровати дуэт к этой опере, но нотный лист упал и улетел далеко от кровати.

Чтобы не подниматься с тёплого ложа, Россини предпочёл написать дуэт ещё раз, но поскольку не помнил точно мотива первого, да и не хотел повторяться, то написал совсем другую интерпретацию. Сегодня музыканты могут выбирать, какой вариант им больше нравится.

Странности Шумана

Некоторое время Роберт Шуман издавал «Новую музыкальную газету» и был влюблён в одну молодую особу. Чтобы засвидетельствовать свои чувства, он еженедельно печатал в газете любовные письма, маскируя их между музыкальными статьями. Будучи почему-то абсолютно уверенным, что его уловка недоступна обычным читателям, он давал полную волю своим чувствам на страницах газеты, воплощая их в нежнейших любовных признаниях.

Для того чтобы развить в своих пальцах особенную силу для игры на фортепиано, Шуман прикреплял к потолочной балке длинную верёвку с кольцом на нижнем её конце, которое надевал на средний палец. То ли он добивался особого звучания, то ли развивал в пальце недюжинную силу, но, в конце концов, покалечил его и перестал выступать с концертами.

У Шумана были свои отношения с тонами и темпами. Он писал свои произведения в разных необычных тональностях в зависимости от времени года и своих впечатлений. Фа-диез мажор у него ассоциировался с резвящимися на зелёных полях ягнятами, а ми мажор с журчащими ручейками. Никто не мог его заставить писать в фа миноре, потому что эта тональность вызывала у него воспоминания о смерти, Судном дне и всаднике Апокалипсиса.

В последние годы Роберту Шуману казалось, что его преследует нота ля: она постоянно звучала у него в ушах, не оставляя в покое ни ночью, ни днём. Великий Шуман, желая ускользнуть от преследования, дважды пытался утопиться, но его, к счастью, спасали друзья.